Важно не то, что случилось, а то, как мы реагируем на это. Бодо Шефер

У Ксюхи два регулярных жениха. Топчутся-толкутся десять лет поочередно, попутно женятся  на других,  детей уже в сумме штук пять  завели – а Ксюха всё про запас. «Тьфу, - кричит Ксюха, переворачивая на сковородке очередной вспенившийся золотой блин - да я бы уже и дверь в дом досками крест-накрест заколотила и не пускала ни того, ни другого, да альтернативы  - никакой».

Таких блинов, как Ксюха, никто жарить не умеет. «Поролоновые», - нашел когда-то слово наш друг Авдеич.  Блины впрямь какие-то в стотыщщщщ дырочек, тянутся, как резиновые, а  вкус…. Мммм!  Гора выше самовара исчезает внутри окружающих самовар блиноедов как в мультике: бац! – и нет горы.  Вот тебе и резиновый поролон. Авдеич смотрит на Ксюху круглыми и масляными, как блины, глазами, но в женихи ему  нельзя: он честный человек и безоговорочно женат.  Альтернативы – никакой.

Мне кажется, что вокруг девушек с такими испаряющимися блинами альтернативные холостяки, изгоревавшиеся по кухонным ароматам, должны кружить стаями, хищно сужая круги.  Возле блинов женихи должны заводиться сами собой. Ан нет. В смысле –

Ничего интересного в спинке дивана вы не найдете, заявляю ответственно, как опытный диванорисечер. Я изучала ее регулярно: деревяшка, обмотанная ватой и тряпками, вот и все. На моем - тряпка зеленая, и я дырявлю ее глазами всегда, когда такая же зеленая тоска на душе. Ну, так у меня повелось: легче мысленно рассказать все молчаливому четвероногому другу, чем одушевленным нифиганепонимающим в моих проблемах слушателям.

Однажды

тоже скоропостижно стал свободным.

Спросив «как муж» и получив традиционное «объелся груш» и прочий список лексических конструкций, помогающих перевести в шутку неловкость сообщения, что счастливое семейное положение изменилось на еще более счастливое, приятель вдруг встал в стойку охотничьего сеттера на утином болоте. Нет, польстила, пожалуй: он стал похож на суслика, вытянувшегося столбиком и принюхивающегося к острому пряному аромату какой-то суслинской еды, заколосившейся в степи.

Оказывается, Суслик недавно вернулся из экзотического путешествия за семь морей и очень-очень хотел показать мне запечатленных на видео всяких слонов и дикобразов.

Я автоматически выполнила пару традиционных русских гостеприимных поясных поклонов и велком-полукругов руками, мол, милости просим и вас, и ваших слонов и дикобразов,  а сама внутри просто обмерла сперепугу.

Во-первых, больше года из мужчин, кроме коллег по работе, моим собеседником был только диван. Причем к телу был допущен исключительно он.

Во-вторых, беду мы поровну делили с небольшой такой еще моей дочерью,  характером уже со Шварценеггера, но размером пока с пятиклассницу. Дочь размером с ребенка фактически вела дома хозяйство, пока я крутилась на  трех работах, писала мне ядовитые смски «ужин не готовишь -  хотя бы майонеза купи», воевала с вечно ломающейся стиральной машинкой и категорически не оставалась ночевать у бабушки. Она чувствовала за меня ответственность и старалась быть рядом. Даже о том, что ее в прошлом благополучный непьющий папенька по неведомым причинам сбился с пути и вакуум от отсутствия алкоголя заполнил героином, мелкая дочь узнала раньше меня. Когда я, наконец решилась ей, резко повзрослевшей, объяснить, почему не сохранилась наша дружная в прошлом семья, она пожала плечами: «От тебя он прятался, и ты все время работала, а я-то днем из школы приходила. Я просто сказать не решилась – тебя очень жалко было».

Ну и как, скажите на милость, я должна была ей объяснить, мол, слоны и дикобразы тоже кончатся лежанием на диване, только в подзабытой позе на спине?

Я не была к этому готова, но все же чувствовала: плацдарм надо расчистить. Сказав от имени дивана себе «сколько можно», и «ты же живая», и «между прочим, ты уже год не замужем, а живешь стерильно, будто он в командировку уехал» и «блин, тебе не надоело, что он каждую неделю дверь выламывает из-за пустых (увы, пустых!!!) подозрений - ты имеешь право на новую жизнь» и даже «дура-дура-дура!» я  решилась на отчаянный шаг. Выдохнув, как перед прыжком с парашютом, я призвала в подельницы свою маму:

- Але, маааа, у меня вечером встреча, ну, ты понимаешь, забери маленькую после школы к себе…

- Понимаю. Но она же не пойдет!

- Ну, уговори, скажи, что меня до утра не будет. Я сама не могу… И ключи у нее забери.

- Ты с ума сошла? Когда она давала мне свои ключи? У нее же только вместе с руками что-то оторвать можно.

- Мам, ну что же мне теперь, сто лет под замком сидеть? Скажи, что я велела дубликат сделать, все время же теряет.

- Наташенька, твой ребенок сам решает, что правильно, вот привяжет меня к батарее и уйдет…

- Привяжите сегодня друг друга, но дайте, наконец, мне от батареи отвязаться! - взмолилась я и пошла открывать дверь сусловидному погонщику слонов.

Суслик вывалил на хрустнувший журнальный столик пару повозок с фруктами, которыми смело можно было бы накормить стадо из ста-ста пятидесяти слоноголов, сунул кассету в видик, поводил носом, отыскивая в воздухе, наверно, свои степные сусличьи афродизиаки, и сразу пошел в атаку: одну руку на коленку, вторую на пуговицы, третью… А, нет, размечталась -  дальше коленки слоновий пастух двинуться не успел, в дверь кто-то зазвонил.

Я жутко смутилась и испугалась.

Ну попробуйте на минутку представить: провинциальная барышня, которая десять лет была непробиваемо замужем и даже за год от верности не отвыкла, с полной головой библейской мудрости и заветов бывшей пионерки и строителя коммунизма – как я могла открыть кому-то дверь, когда в моей квартире какой-то МУЖЧИНА???

- Нетттт!, - зашипела я, - я не открою, сиди тихо!

- А кто это, - удивился Суслик, - бывший что ли?

- Не знаю кто, не он – он мою дверь как пушинку выносит, я уже и не ремонтрую, на паре гвоздей держится. Соседка за солью, но - не дыши!

Не дышать пришлось минимум полчаса. Неведомый визитер оказался на удивление упрямым и настойчивым. Терзание дверного звонка и стук в дверь прерывались только на телефонные звонки – очевидно, что кто-то сбегал с пятого этажа к будке у подъезда, слушал длинные гудки и снова взлетал на пятый, чтобы продолжать долбиться в дверь.

Можете представить мое состояние? Ведьма, за которой гонится вся испанская инквизиция, наверняка чувствовала бы себя менее затравленной. Суслик, однако, оказался обладателем такой же крепкой нервной системы, как дверной мучитель: один успевал вцепиться в коленку и в пуговицу в короткий промежуток, пока второй кубарем катился с пятого этажа к телефонной будке.

На исходе часа, когда дверь снова угрожающе затрещала, мое терпение кончилось и злость оказалась сильней боязни конфуза.

- Убери лапы с моей ноги и уберись уже сам, - рявкнула я на опешившего Суслика, - я хочу посмотреть, кто такой хилый весь вечер ломится  в мою злополучную дверь!

В этот момент хлипкий косяк не выдержал, гвоздь выскочил, и на рухнувшей двери, как на салазках, в квартиру въехала … моя зареванная доча.

Она со свистом доехала до середины прихожей, носом уткнулась в мужские ботинки и завершила паровозный гудок неожиданным уточнением:

- АААААААМАААААМММААА, я забыла в холодильнике свой йогурт!

Пояснение для непосвященных: линекса и бифидумбактрима тогда в глубинке в глаза никто не видел, и всякие расстройства в животе мы по-деревенски лечили живыми кефирами. И как раз накануне местный детский врач, которого моя мелкая с яселек уважительно звала АйболитАлексеич, прописал нехитрую процедуру и нашей семейке.

Дальше все шло уже мирно: я вытурила невозмутимого Суслика, ронявшего по пути свои ананасы и еще целившегося к коленке;  позвонила маме, которая, как выяснилось, несмотря на свои мудрые шестьдесят лет, поняла из моих намеков, что я задерживаюсь на деловой встрече и сама отправила внучку с визитом в холодильник; мы снова приладили дверь к косяку, для надежности вколотили третий гвоздь и сели доедать фрукты, которые наронял по дороге невезучий Суслик.

- Дочь, а ты знаешь, что такое импотент?

- Примерно догадываюсь. У него будут проблемы?

- У этого – точно нет. Но ведь мог и нормальный человек в гости зайти.

- Мам, а ты могла б не с бабулей, а со мной напрямую договариваться. Замок ведь изнутри был закрыт, я ключ вставить не могла и подумала, что с тобой что-то случилось. Могла по стене  на пятый вертикально влезть…

Знаешь, брат-диван, я победила  ту старую историю: смешно вспоминать и дочкиного папочку, и тех сусликов,  давно оставшихся в другом далеком городе, в прежней, уже не моей, жизни. Победила верность недостойному ее мужчине, победила деревенскую застенчивость и оглядку на мораль соседей. Все страхи позади, и дверь крепка, и мужчина, который теперь рядом, тоже.

 Но с дочкой с тех пор обо всем договариваюсь напрямую. Ну мало ли: дверь-дверью, но и доча уже размером не с пятиклассницу.

У Ксюхи два регулярных жениха. Топчутся-толкутся десять лет поочередно, попутно женятся  на других,  детей уже в сумме штук пять  завели – а Ксюха всё про запас. «Тьфу, - кричит Ксюха, переворачивая на сковородке очередной вспенившийся золотой блин - да я бы уже и дверь в дом досками крест-накрест заколотила и не пускала ни того, ни другого, да альтернативы  - никакой».

Таких блинов, как Ксюха, никто жарить не умеет. «Поролоновые», - нашел когда-то слово наш друг Авдеич.  Блины впрямь какие-то в стотыщщщщ дырочек, тянутся, как резиновые, а  вкус…. Мммм!  Гора выше самовара исчезает внутри окружающих самовар блиноедов как в мультике: бац! – и нет горы.  Вот тебе и резиновый поролон. Авдеич смотрит на Ксюху круглыми и масляными, как блины, глазами, но в женихи ему  нельзя: он честный человек и безоговорочно женат.  Альтернативы – никакой.

Мне кажется, что вокруг девушек с такими испаряющимися блинами альтернативные холостяки, изгоревавшиеся по кухонным ароматам, должны кружить стаями, хищно сужая круги.  Возле блинов женихи должны заводиться сами собой. Ан нет. В смысле –

Сначала – вопреки и как водится – про женский возраст.

- Ааах, молодые вы все же, - сказала нам однажды Ирина Пална своим низким и характерным, почти как у Фаины Раневской, голосом, -  и у вас уже никогда… никогда не будет таких эротических воспоминаний, как у меня.

- Че это? Че это никогда? – возмутились мы с Ленкой Березкиной отказу в светлом эротическом будущем.

- Да потому что первое сексуальное впечатление

Ухаживал за мной как-то давно один любитель логопедш. То есть тогда я думала, что он любит классический рок-н-ролл, церковную музыку, Родину и меня, а оказалось, что еще и логопедш. Человек он был высокодуховный и глубокоинтеллигентный (поди ж ты, когда жил по контракту в Силиконовой долине, то так скучал по родине , что ходил петь псалмы в русскую церковь), поэтому однажды приехал и ко мне с покаянием. Мол, ну просто не знает, что делать. Мол, я такая сильная и требовательная, что ему трудно принять окончательное решение. А тут, как на грех, переехала в Москву еще одна знакомая логопедша из глубинки. И хотя она всем логопедшам логопедша, но существо к жизни в полевых условиях плохо приспособленное, приживается как-то страдательно, и ей все время приходится помогать. Мол, вот опять ее со съемной квартиры поперли, пришлось временно к себе поселить. Я вот, - говорит, - дал ей сегодня три тысячи, она так восхищенно на меня смотрела, так благодарила, чуть не заплакала. И я вот подумал - а если б я тебе пришел и дал три тысячи? Мне кажется, ты бы засмеялась и не взяла.

Хороший, честный человек. Очень ему было трудно. С одной стороны дома у него сидит и плачет над тремя тысячами замечательная логопедша (мои ей аплодисменты),  с другой стороны сижу напротив я, невосхищенная и отчего-то хохочущая, несмотря на то, что мне трех тысяч не дали. Нет вопросов, говорю,  приятно было провести время, привет логопедше. Нееет, говорит. Фигня, говорит, получается. Мне, говорит, с ней проще. Но после тебя, говорит, чаво-та не интересно.

И пришлось ему дальше жить без интересу. Он, конечно, тогда думал, что перед ним стоит выбор. А выбор-то тю-тю, был уже за плечами. Само по себе то, что он допускал альтернативу, автоматически лишало его некоторых вариантов. Как минимум, одной хохочущей половины выбора.

Вот так, оглянуться не успеешь, а бац! - и снова сделал выбор.

А три тысячи я бы тогда взяла. Я платила ипотеку, жила на 200 долларов в месяц и вот над деньгами-то как раз не смеялась. Хотя, конечно, и не плакала. Ходить задрав нос без трех тысяч, доставшихся обездоленной логопедше - это мой выбор.

Спасибо Harley-Davidson: они придумали слоган о свободе открытой дороги, миф о братстве мотоциклистов, продажу одеколона под своим именем и проезд по городу в честь открытия сезона.

На одном из байкерских  "новых годов", куда я попала

Один знакомый говорил: "Каждая моя новая жена