История с географией
Aug. 3rd, 2010 08:12 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
orlovanatalyaВ этот отпуск возьму с собой
только книжку любимого жж-автора Славы Сэ. И родственников. Они не потеряются. Мы собрались в Ниццу. Как положено семейству, в котором две дочери-барышни. Примеряем сарафаны, ищем пляжные сумки. Лихорадочно перебираем сайты, пересчитываем валюту. Сайтов гораздо больше, чем денег, а нужной информации мало. Где недорого и вкусно поесть? Сколько стоит билет на поезд до Канн? Где лучше купить экскурсию в Монако? И я должна посмотреть, наконец, как называется море, вдоль которого тянется Лазурное побережье.
Мою учительницу географии звали Магдалина. Она, как могла, оправдывала свое имя: носила прямоугольные, как школьные окна, очки, ни разу нигде не бывала, кроме Болгарии, давала нам нюхать розовое масло, привезенное с курорта Золотые пески, на уроках бубнила что-то про характер почв и водных ресурсов и очень недалеко увела нас от представлений о карте мира как о схеме рек и морей, начертанной на панцире черепахи, стоящей на трех слонах.
Вот преодолеваю синдром магдалины и учу географию в путешествиях.
Моя карта мира получилась такой.
В Греции русские могут купаться весь год – если купили много шубок: потому что греки с уважением наливают бонусную рюмочку «Метаксы» за покупку. После того, как туристов предупредят, что напрямую смотреть на животворящую икону Исцелительницы зрения опасно для глаз, двое-трое наших туристов обязательно приподнимают уголок и заглядывают под полог, укрывающий святыню. Альбуцид и закопченные стеклышки греки никому не предлагают.
На Кипре туристам на покус дают цветущие кактусы за небольшую денежку, песок такой, словно его долго вытряхивали на пляжи из песочных часов, а киприоты внешне не отличаются от турок, любят учиться в Москве на врачей, привозить нежных светловолосых жен и неделю угощать родню на свадьбе. Их мамы, коротконогие усатые тумбочки, зачем-то быстро обучают русских жен круто пересаливать маринованные оливки.
В Египте нет правил дорожного движения, но это очень древняя цивилизация: я видела в музее мраморную фараонскую лежанку трехтысячелетней давности со специальным «подлокотником» для головы - очень удобно смотреть телевизор. Посещать внутренности пирамид в Гизе время от времени запрещают, чтобы не разочаровывать русских: забравшись на полусогнутых по тесному коридору до пустой и душной погребальной камеры, все наши, от младенцев до старушек, пожимая плечами, восклицают: ну и хули?...
В Чехии секрет уборки снега утрачен навсегда. И потеряна часть нужных для речи букв. Например, круасаны, которые весь мир зовет круасанами, а мы рогаликами, чехи называют ТРДЛО. Это не я выругалась, это их экономный на гласные язык. Стрелы готических церквей даже ночью чернее неба, а Тынский храм днем похож на дом вышедшей замуж Золушки, а вечером - на замок Кащея. А кнедлики пресные, как чешское современное искусство в музее Мухи.
А вот с черногорцами у нас звуков поровну. И кто из нас говорит по-русски: мы, если скажем «шезлонг» или они, которые скажут «лежалка»? Мы с «катамараном» или они с «педалиной»? Да и по лени черногорцы могут заткнуть нас за пояс. Валяются на лежалках на берегу и хрустят сахарными помидорами. Глядишь, какой-нибудь брат-русо-туристо какой-нибудь «сладолед» купит, и жизнь снова ай-люлю.
В Израиле солнце так высоко, что больно смотреть на ортодоксальных евреев, укутанных в кудрявые пейсы, пуленепробиваемые черные гимназические платья и шляпы, похожие на крышу-грибок от детской беседки. Иисус погребен под культурным слоем нашего бескультурья – скала Голгофа видна в дзоте под стеклом, икона Богородицы обвешана перстнями и другими драгоценными подаяниями паломников, Храм Гроба Господня распилен шестью конфессиями. Но даже полная зацелованность не заслоняет чего-то главного, что щемит душу и заставляет думать о причине страданий человеков. Но почему в еврейском городе так зверски пахнет всякими арабскими приправами?
Израильские ароматы – фигня по сравнению с кулинарными вонями Таиланда. Каких-то плющеных рыбешек улыбчивые тайцы жарят на каждом углу, посыпая чем-то головокружительно дурманящим, неперебиваемым ни запахами ласкового моря, ни дымком шашлычка из крокодила и прочего сифуда, ни орхидеями, которые чистенькие горничные каждый день кладут туристам на уголок одеяла, ни ароматом спелого манго, которые можно есть одними губами… Про дуриан умолчу. В соседнем номере драма: соседка вернулась с экскурсии из Храма Изумрудного Будды подозрительно радостная, с горящим глазом. Выяснилось: поднялась на какую-то лестницу из тысячи ступеней и желание загадала, чтоб мужу водка до конца жизни этой тайской травой-отравой воняла! Муж три дня испытывал – с водкой все нормально. А завтракать не может: даже вареное яйцо ему этими их хмелями-сунелями пахнет.
В Эмиратах паранджу на своих дам арабы надевают из восхищения их красотой. Мол, женщины так хороши, что один взгляд на их прелести отвлекает мужчину от беседы с Богом. Они им так и в стихах пишут: Ты прекрасна, как белая верблюдица, моя единственная. Ну, или вы прекрасны, мои единственные. Я как-то на входе в молл зазевалась и оказалась окружена стаей из двух-трех десятков черных хиджабов, вывалившихся из автобуса Мерседес. Стояла между ними на эскалаторе в своем розовом платье, как голая, и думала: одна это семья или соседки объединились по бутикам пробежаться? Наверно, одна: говорят, если арабская женщина скучает по мужу, она узоры хной на руках рисует. Такое любовное письмо. Ручки, которыми черные коконы по соседству со мной перебирали декольтированные костюмчики от Версаче, были расписаны просто под орех. Семья большая, пока до каждой Гюльчатай дело дойдет…
Мексика оставила неизгладимое кулинарное потрясение. Нет, во-первых, мы узнали, когда будет конец света. Индейцы показали нам каменное панно на храме: кошка гонится за мышкой. Естессно, как догонит – так все заново и начнется, - пояснили индейцы и повели нас закусывать в мексиканскую едальню. Пока фахитосы с буритосами закипали, нам на стол водрузили гору кукурузных лепешек-начос и дорожку из мисочек с разноцветными соусами, предупредительно огненных цветов. Я острое не люблю, но одна плошка была с кашкой безобидного фисташкового цвета. Я черпнула. По-нашему – я ж русская – с горкой, мы иначе не умеем. Издала паровозный гудок и выпустила из ушей клуб дыма. Долго рыдала и вытирала сопли. А вместо обеда с успехом могла есть, например, пенопласт – вкуса совершенно не чувствовала. Оказалось, что фисташковая лужица – из каким-то образом выпаренного молодого табаско. Парализованного запросто поднимет.
Америка обогнала нас по многим удобствам, кроме таких бесполезных вещей, как чувство юмора и женская красота. Нам показали службу 911, суперсовременную водоочистную станцию с кувшинками в озерах-отстойниках и то, как светило медицинской науки из Орландо через видеоконференцию помогает хирургу делать операцию индейцу где-то в районе Белой реки. Вот почему и в клубном бассейне, и на поле для гольфа, и в трамвайчике в Гранд Каньоне так много бодрых старичков среднеамериканской продолжительности жизни, оставляющей позади рекорды наших долгожителей… Музей аризонского искусства возродил чувство национальной гордости. Ковбою в сбитой чугунным ветром шляпе, несущемуся на лошади с растрепанным чугунным хвостом, туристы сразу нашли название: «Без пяти семь». Доходчиво транслировать пожилой волонтерке из ротари-клаба связь между кобыльим хвостом и закрытием советских винно-водочных магазинов не удалось. Как вообще ни разу не удалось ответить на вопрос «Почему русские опять смеются?»
Отскабливая о порог Лувра с ботинка то, во что наступила на площади Согласия, я думала, почему арабы загнали французов в норы. Но все также в Париже продают гигантские порции муль, и ночью молодежь поет на ступеньках у Сакре-Кёр, спящие на улицах бомжи обнимают во сне согревающих их собак, старички в парках играют в boule металлическими шарами, и парижане с утра сидят в кафешках с вином, развернув все стулья в сторону улицы, как зрители в театре. И знайте: как бы они ни носились со своим французским, а смесь английского, русского, зверского лица и позы, доказывающей, что осада будет упорной, позволяют отбить на ресепшен сдачу.
В Испании моя чистюля-мама не смогла бы пообедать ни в одном приличном месте. Она на даче уже вынесла мне мозг тем, что даже самовар уносит из беседки в дом после каждого из ста сорока чаепитий в день, потому что «вдруг его соседские коты обнюхают». А в Испании считают, что чем больше мусора на полу, тем лучше едальня: мол, если окурков на пол накидали, значит, тут собирается много людей, и это гарантия того, что кухня и обслуживание хорошие. Паэлья, и тушеный осьминог, и зуппо де песко в местной сиддерии - пальчики оближешь, но самовар мама бы тут на пол не поставила…
Нет ни одной страны, которая бы относилась к нам с таким гостеприимством, как Турция. В любом пафосном пятизвезднике начинаешь скучать по проделкам турецких студентов-аниматоров. А еще интереснее другая Турция: морской трамвайчик в бухте Золотой Рог, Святая София, Босфор со смотровой площадки, греческий амфитеатр и церковь Святого Николая в Мире Ликийской. Прообраз Деда Мороза, Санта Клауса и Пэра Ноэля в одном лице - родился в Турции, среди апельсиновых деревьев, и никогда не видел снега. Говорят, скульптуру Чудотворца в Демре сломали и вместо нее водрузили пластмассового Клауса. Жалко: несмотря на то, что русский скульптор поставил Угодника на постамент в виде мааааленького земного шара, и из-за диспропорций памятник издалека напоминал циркового артиста на шаре, вблизи он был очень симпатичный и добрый. Говорят, главным чудом и настоящего Николая была доброта и помощь нуждающимся. Мне, конечно, не очевидцы рассказывали, но источник, заслуживающий доверия: после международной конференции попутчиком оказался востоковед, доктор наук РАН. Гид-профессор – редкая удача.
Дания – страна контрастов. В Копенгагенском порту главное не движение судов и морская торговля, а веселый шум регулярных гей-парадов. Целые грузовички с ряжеными гей-матросиками, напоминающими, что в далекие путешествия мужьям лучше б отправляться со своими женами, а то со скуки чего только не натворишь. И печальная милая бронзовая русалочка смотрит на это безобразие грустными глазами Андерсена.
В Швеции удались тайные эксперименты по клонированию. В самолете нас обслуживала типичная шведка, как с картинки: крепкая, ширококостная, скуластая, с белым каре на голове. Приехали в отель, а горничная – «наша стюардесса». Мы встречали ее повсюду: на занятиях в университете, при посещениях местных СМИ, в шведском союзе журналистов. А уж сколько стюардесс едет на велосипедах по Стокгольму, прицепив сзади еще пару маленьких велосипедиков с подрастающими стюардессками и стюардами – и не сосчитать. Нам тоже, кстати, вместе с ключами от номера в университетской гостинице сразу выдали и ключи от велосипедов: а как же жить на свете человеку без велосипеда?
Я в детстве любила книжку Агнешки Осецкой «Здравствуй, Евгений!» о путешествии глиняной игрушечной птички из Польши в Швецию. Обыскала всю Швецию – а такого сувенира там не нашла. Поехала в Польшу – та же фигня. Хотя за всю Польшу не поручусь, в моей памяти она стоит воспоминанием о набитом потными людьми аэропорте: мы должны были минут за двадцать перелететь местным кукурузником из Варшавы в Краков, а застряли в отстойнике часов на пять. Поляки дали внеплановый зеленый коридор летевшему на нашу же конференцию Саакашвили, и из-за их совместной генетической нелюбви к российской империи поплыло все расписание нафиг. Зато там я видела самое счастливое лицо в своей жизни. Такой улыбки, как у аэропортовской буфетчицы, сбагрившей запертым за таможенным забором людям все свои прошлогодние черствые булки и сделавшей на газировке годовую выручку, я не видела даже у детей с мороженным.
В Лондоне дамы до сих пор греют сырые постели на ночь бутылками с горячей водой, кормят воронов в Тауэре, любят свою королеву и ходят с ней в один магазинчик покупать чай. Если у вас в кармане есть карта метро, то вы и на поверхности сможете по ней ориентироваться: забыв в отеле карту города мы смогли по карте метро прогуляться от Биг-Бена и Вестминстерского дворца до Пикадилли, Трафальгарской площади, Сохо и Ковент-Гардена.
В Хорватии вдоль побережья бегает симпатичный паровозик на каком-то экологичном керосине – везет открытые вагончики с туристами прямо вдоль удивительных хорватских сосновых пляжей и пыхтит запахом жареной картошки. Куда паровозик не добежал, мы доехали на арендованной машине, прокладывая маршрут по карте и «языком жестов» - английский хорваты знают гораздо хуже наших продвинутых дочерей, а со мной все народы мира переходят на подобие итальянского: мы так оживленно и темпераментно машем руками, что со стороны похоже на небольшую драку. И как нас учат в русских вузах? Старшие плывут в языках, а младшие в истории… Наши продвинутые дочки думали, что Югославия входила в СССР и не знали, кто такой Броз Тито… А я когда-то даже курсовую по бархатным революциям писала. Эх!
В Риме тоже выручил только международный язык руками: мы с мужем увлеклись прогулкой по виллам в майских розах, и аборигены, тыча в карту пальцами так, будто стремятся ее проткнуть, объяснили, что мы убрели далеко за край свой карты. «Фигня, - создающими ветер жестами объяснили прохожие, - вооооон купол San Pietro, дуйте в том направлении и не пропадете, все дороги ведут в Рим». В удивительный великий Рим, где даже придорожные лавочки – из древнего мрамора, на котором покоилась не одна попа не одного цезаря.
Рим наполнен тысячелетней историей человеков, ливанскими кедрами и моей нежностью к любимому мужчине. Наши следы смешались со следами императоров. У каждого в голове сидит встроенный фотоаппарат, фиксирующий самые важные моменты жизни. Мой мысленный альбом наполнен шумом и брызгами фонтана Треви и солнцем апельсинового сока. Сейчас я должна срочно остановиться, потому что воспоминания об Италии бесконечны. А надо обязательно оставить место в сердце для Японии, потому что мой муж – это очевидно – в прошлой жизни был самураем, и нам обязательно надо туда ехать, искать следы его воспоминаний.
